Пайам Шарифи (Payam Sharifi) – ирано-американский писатель, художник и лектор, живущий между Москвой и Парижем. Родился и вырос в Техасе, закончил Колумбийский университет и Королевский колледж искусств. Его статьи публиковались в таких изданиях, как The New York Times, Libération, Art Review, Black Square и Purple. Кроме того, он – пишущий редактор европейского журнала 032c, выходящего два раза в год.
В 2005 году он вернулся в RCA, чтобы вести курс «Глобализированный идиот» в департаменте архитектуры и дизайна. Позже, в этом году вместе с группой художников основал проект Slavs and Tatars, посвященный культурному осмыслению пространства от бывшей Берлинской стены до Великой Китайской стены, проще говоря Евразии. Slavs and Tatars успешно устраивали выставки в лондонском центре современного искусства Barbican, Colette, в рамках Московского биеннале, и, совсем недавно, в бельгийском центре современного искусства Netwerk. Их работы находятся в постоянной коллекции в Музее современного искусства в Нью-Йорке.
С 2006 года работает с Русским Стандартом в качестве креативного директора – его задачей является стратегическое и культурное определение современной России, для ведущего брэнда страны.
Ребенком я проводил лето в северной Калифорнии за просмотром MTV со своей бабушкой. Бабушка была единственным практикующим ислам членом моей семьи, насчитывающей 324 (и больше) людей. Глэм-рок 80-х неистовствовал, но высветленные волосы фронтмена группы Skid Row Себастиана Баха или Poison Бретта Майкла не шли ни в какое сравнение с побелевшим от возмущения и осуждения лицом моей бабушки. «Ты знаешь, Пайам, в Коране говорится, что когда мужчины становятся похожими на женщин, это верный признак близящегося конца света». Я пропускал мимо ушей ее параноидальные замечания, считая их разглагольствованиями потерянного пожилого иммигранта. Мне понадобилось двадцать лет, чтобы за напускным женоненавистничеством и гомофобией увидеть довольно точную метафору. Мир сегодня лучше всего можно описать словами группы Dirty South: CRAY-ZAY, ведь он действительно сходит с ума.Мы живем в эпоху, когда традиционные понятия утратили всякий смысл. Исторически сложившиеся оппозиции больше не являются таковыми: сложно увидеть принципиальные различия между правыми и левыми. Заметьте, именно республиканцы в США (по определению ратующие за свободный рынок) национализировали финансовые институты и авто-индустрию. В то время как демократы в лице Обамы стараются восстановить гражданственность и традиционные ценности (являющиеся прерогативой консерваторов, не либералов) в политическом дискурсе.
В индустрии моды бренды, кажется, ввязались в особенное, любимое подростками соревнование, так же известное как «кто кого перессыт», только в погоне за «аутентичностью». Модные дома так неразборчиво эксплуатировали термин «роскошь», что за его привлекательной оболочкой больше не скрывается истинного смысла.
Мой бывший профессор из Колумбийского университета – Антуан Компаньон, – пару лет назад написал книгу с названием Антимодернисты (Les Antimoderns) в которой доказывал, что истинными модернистами были те, кто наиболее явно ощущал разрыв с эпохой пре-модерна. Говоря о французских писателях, прежде чем обратиться к современности Компаньон прослеживал определенную связь от Бодлера и Барта к сегодняшним писателям. Сам Сартр как-то заметил про Бодлера, что тот идет вперед, постоянно заглядывая в зеркало заднего вида. Если переводить это на нашу реальность, настоящими авангардистами от искусства был скорее Хлебников, а не Маяковский; так же как и в философии таковым был скорее Герцен, а не Маркс.
Именно в такие времена, как нынешнее, особенно важно оглядываться назад, чтобы двигаться вперед. Наше время страдает амнезией и зациклено само на себе: постоянная погоня за новизной толкает к тому, чтобы легко отказаться от прошлого и убеждает, ошибочно, что человек образца 2009 года фундаментально отличается о человека 1909 года, или даже 1009. Вот пара примеров этому, из тех, что на поверхности:
Возраст: если представить культурные войны как очередной вариант дилеммы курицы и яйца, то получается, что различные факторы, – от культурной революции 1968 года до свойственной капитализму сосредоточенности на платежеспособной молодежи, – привели к излишнему и болезненному увлечению молодостью. Пятнадцатилетние модели, двадцатилетние герои арт-сцены, журналы, посвященные детской моде – молодость чествуется и возводится в культ. В то же время, старость мы тщательно не замечаем – отправляем пожилых в дом престарелых и уж точно не помещаем их на обложки журналов. И вот этот феномен можно наблюдать лишь последние лет 30-50. Неужели мы совершили такое уж великое открытие, способное отменить правоту тысяч лет человеческой истории? Настолько ли мы умны, чтобы полагать, что люди, прожившие 70 лет ничему нас не способны научить, при этом безгранично доверяя вкусу и мнению 20-летних тусовщиков, художников, музыкантов и дизайнеров.
Творчество: в нашем обществе крайнего индивидуализма внимание (ну или что там от него осталось) сфокусировано исключительно на творческих сферах. Искусство, мода, дизайн, кино вытолкали из поля внимания прочие дисциплины – науку, историю и тому подобные, с довольно тревожными последствиями. Должен заметить, что будучи писателем и художником я мог бы быть заслуженно обвинен в лицемерии, дескать кусаю руку, меня кормящую. Но вопрос остается открытым: так ли важны художники и дизайнеры для нашего общества, что продолжают исправно кормить нашу прессу? Верно ли то, что художникам место в закладках у всех хипстеров, а ученым – лишь на полках задротов и скучных болванов?
Если и недоказуемо, то совершенно очевидно почему так происходит: творчество – логичный результат общества, в котором любой ценой превозносится индивидуальность над коллективностью. Ведь любое творчество построено на выражения своих чувств и мыслей, именно поэтому Mac — это круто, а PC — совсем нет. Мас обращается к тебе, PC напоминает о работе. В этот самый момент в Москве проходит серия лекций и круглых столов, посвященных тому, как бы нам из Москвы сделать культурный центр, как творческий подход может возродить городские районы, дать безработным достойную работу и так далее. Этот вопрос мучает Запад уже лет десять: как еще можно объяснить невероятное количество ежегодно открываемых музеев (по некоторым расчетам, за последние 10 лет открылось порядка 10,000). Или то, что в каждом городе теперь есть своя неделя моды – про куала-лумпурскую слышали, нет? (В Москве их вообще две, или три, в зависимости от того, кто считает, так почему бы не сделать их и в Бейруте, и в Копенгагене или Детройте, раз уж такое дело?). Я ничего не упустил? Можно подумать, что нулевые – самое продуктивное десятилетие за всю человеческую историю.
Пока мы хотим стать моделями, звездами и художниками, индусы и китайцы главного из виду не упускали, перегоняя нас в чуть более важных сферах деятельности, таких как био-технологии, генетике и экологической устойчивости.
Как и у многих иностранцев у меня достало критической дистанции в восприятии тех стран, что я в разное время называл домом – будь то Франция, Россия, Иран или США. Иногда эту самую отстраненность я доводил до (не)логического завершения и представлял, чтобы мог сказать марсианин, окажись он на улице Лафайет, или в пригороде Нью-Йорка или в районе Далстон в Лондоне. Толпы молодых людей, так отчаянно пытающихся быть уникальными и непохожими на прочих, что превратились даже не в копию, а в карикатуру на самих себя. Будь это нео-панк, или нео-рок или ню рейв, мы рискуем забыть о подрывном свойстве любого значительного способа самовыражения, музыкального или какого-то другого и соглашаемся на метафору образа жизни. Нет ничего авангардного, или радикального, или революционного в том, чтобы есть отвратительную пищу, нюхать кокаин, спать с кем попало и носить непременно черный. Зато радикальным, даже революционным теперь кажется привязанность, любовь к человеку, длящаяся больше одной ночи, дольше десяти лет, семья, дети. Настоящий вызов теперь в том, чтобы задвинуть на второй план собственную независимость. Я бы сказал, что это обязанность любого, кто считает себя образованным человеком. Поскольку, пока мы тут с вами говорим, именно толстые, необразованные люди, именно религиозные фундаменталисты (христиане ли, мусульмане или иудеи) размножаются с такой скоростью, что мы станем удручающим меньшинством не успев крикнуть Инш-алла.Мне кажется, пора переосмыслить наши уклады и устои. Если нужна помощь писателей, обратитесь к Эзра Паунду или Луи-Фердинанду Селин. Почему их работы остаются такими же сильными и влиятельными и сегодня? Потому что Паунд и Селин плевали на то, что в той политической системе было принято считать хорошим вкусом и создавали работы, не оглядываясь на законы того времени, бывшие к ним наиболее требовательными. Если вас интересуют философы и мыслители – вам нужны Жорж Батай, Герцен, Барт, Гумилев или Чаадаев.
И не говорите, что вас не предупреждали.